Борис Кагарлицкий

Русский кризис и иностранные рецепты

Всякий раз, когда я слышу рассуждения о "латиноамериканском опыте" для России, мне становится не по себе. Ссылки на блестящие достижения далекого континента неизменно прикрывают беспомощность и невежество отечественных идеологов. И чем хуже идут дела у нас, тем более фантастическими представляются нам успехи людей, которых мы никогда в жизни не видели.

Несколько недель назад нам поведали про "аргентинское экономическое чудо". Рассказывали взахлеб, сбиваясь, путая имена. Даже аргентинского министра Доминго Кавальо, прибывшего в Москву учить отечественное начальство, как спасать Россию, все дружно окрестили "Кавалло". Очевидно, никто из рассказчиков даже не знает испанского языка, а красивые истории переписывают из глянцевых американских журналов.

Удивительно, что кто-то еще продолжал верить, будто иностранный чиновник, не знающий русского языка, никогда не занимавшийся Россией, приехав к нам на два или три дня, сможет решить все наши проблемы. Самое забавное, что подобная уверенность - общая как для наших, так и американских начальников. Помните, как советские специалисты помогали строить плановое хозяйство в Анголе и Монголии? Похоже, что по части невежества и самоуверенности современные западные элиты не уступают нашим. Но кое-что все же изменилось. Лет пять-шесть назад нам присылали экспертов-спасителей из Америки и Западной Европы. Теперь уже из Латинской Америки. Если так пойдет дальше, то через год-два у нас появятся специалисты по финансовой стабилизации из Тропической Африки.

Чем меньше мы знаем про Латинскую Америку, тем легче "продать" любую концепцию. До сих пор про "аргентинское чудо" никто ничего не слышал. Лет десять назад проповедники нео-либерализма говорили про чилийское, бразильское и даже мексиканское "чудо", но куда меньше - про Аргентину. После того, как правительство решило жестко привязать песо к доллару, инфляция сошла на нет, вырос экспорт и представители столичного "среднего класса" получили возможность безмятежно наслаждаться жизнью. Чего не скажешь обо всех остальных: реальная заработная плата в промышленности катастрофически упала, практически умерли отрасли производства, работающие на внутренний рынок. Одной из таких отраслей оказался железнодорожный транспорт. Поскольку аргентинское правительство не сумело его приватизировать, железные дороги просто закрыли. И в общем поступили вполне логично: "средний класс" ездит на автомобилях, а всем остальным лучше вообще сидеть на месте. Напоследок возник еще и банковский кризис, сильно напоминающий наш. В то время, как в России обсуждали, надо ли нам идти по пути Аргентины, в самой Аргентине положение стремительно ухудшилось и там заговорили о том, что страна идет «по русскому пути». Иными словами - ничего хорошего.

Вообще применять латиноамериканские меры в северной стране могло придти в голову только людям, не имеющим элементарных понятий об истории и географии. Мало того, что заработная плата у нас сейчас на порядок ниже, чем в Аргентине к началу "реформ", легко догадаться, что без железных дорог прекратится само существование России. Вдобавок, у нас отвратительный климат: невозможно выжить без отопления, теплой одежды и т.д. Как ни крути, а затраты на воспроизводство рабочей силы получаются не такие, как в Латинской Америке. Аргентинский опыт перенимали главным образом маленькие страны, чья экономика полностью зависела от внешних рынков. Кстати, если уж нам непременно нужны иностранцы, почему бы не пригласить эстонцев? Эстонская крона привязана к немецкой марке, финансовая ситуация относительно стабильна, а "рыночные реформы" обошлись без таких ужасных потерь как в Латинской Америке или России. Но разница между крошечной, благополучной Эстонией и огромной, разваливающейся Россией слишком очевидна. Лучше звать гостей из экзотического далека.

Главное различие, впрочем, состоит в том, что в Аргентине слабость национальной валюты была вызвана высокой инфляцией. У нас же все как раз наоборот. Рубль рухнул в условиях, когда инфляция была подавлена. Только в процессе финансовой стабилизации придушили реальную экономику. Иными словами наша нынешняя катастрофа имеет совершенно иные, куда более глубокие причины, лежащие вообще за пределами финансовой сферы. Об этом догадываются и пропагандисты очередной финансовой реформы. Но именно нежелание разбираться с этими глубинными проблемами страны и толкает на поиски очередного заморского рецепта, хитроумной схемы, недостатки которой не так очевидны просто потому, что большинство населения не понимает, о чем идет речь.

К чести Доминго Кавальо надо сказать, что сам он честно признался в собственном бессилии. Надо полагать, что латиноамериканский экономист и у себя дома повидал не мало (не случайно же, проведя в родной стране реформы, сам перебрался жить в Соединенные Штаты). И все же то, что он увидел в России, его потрясло. Из Москвы аргентинский экс-министр вернулся в состоянии тяжелейшей депрессии, о чем и поведал на страницах журнала «Forbes Global» за 7 сентября 1998. Режим Ельцина по его мнению явно переживает «последние дни», а пресловутая «аргентинская модель» в России «ничего не изменит». Российские капиталисты не на что не годны, а российские банки «неисправимы». Они - «хищники, а не помощники экономики». Для спасения страны срочно необходима «отмена фальшивой приватизации».

Проект «валютного управления» по-аргентински умер естественной смертью вместе с правительством Черномырдина, хотя хоронить его еще рано. Но совершенно не очевидно, что правительство Примакова способно предложить что-то более рациональное. Отставив нескольких крайних рыночников, Примаков пригласил спасать Россию академиков горбачевского призыва, которые уже один раз показали нам, как они понимают «регулирование». Поразительно, насколько сегодня у нас уровень дискуссии не соответствует серьезности положения, в котором мы находимся. Вместо того, чтобы проанализировать ситуацию, повторяют привычные заклинания о рыночной экономике и о вреде "административно-командных" методов, которые "вообще" неэффективны. Если так, то откуда они взялись? Почему после мирового кризиса 1929-32 года их стали применять почти повсеместно? Нет и не может быть методов, которые могли бы быть одинаково пригодны в любой ситуации и на любом историческом этапе. Командно-административные (или "мобилизационные") методы оказались эффективны, когда нужно осваивать новые территории, в условиях хозяйственной разрухи, расстроенного денежного обращения, разрушенных рыночных и технологических связей, социального хаоса, войны, наконец. Англичанин Дж.М.Кейнс увидел все это в Европе после Первой мировой войны и сделал вывод о непригодности для этой ситуации рыночного подхода. Потребовались еще десять лет и еще один мировой кризис, чтобы эту истину осознали политики. Напротив, советский опыт показал, что в условиях стабильной, развитой экономики со сложной системой взаимосвязей командные методы теряют эффективность. Потребительское общество нуждалось в рынке точно так же, как индустриализация требовала командных методов. Именно успех Советского Союза, ставшего благодаря применению этой "мобилизационной модели управления" развитой индустриальной державой, в послевоенные годы поставил в повестку дня вопрос о рыночных реформах.

Если уж у нас модно стало приводить в пример Латинскую Америку, то нелишне вспомнить, как она развивалась на самом деле. Отечественные публицисты сейчас при каждом удобном случае рассказывают о том, как неэффективно там работал государственный сектор, как плохо управляли "популистские" правительства, пытавшиеся добиться экономической независимости. Но вот в чем парадокс: именно в тот период была создана более или менее современная инфраструктура, проведена индустриализация, возник средний класс. Тот самый средний класс, который затем радостно поддержал идеи приватизации и либерализма. Даже в Соединенных Штатах к западу от Миссисипи именно государство создавало в XIX веке железнодорожную сеть, именно оно в эпоху Рузвельта организовало строительство знаменитых "хайвеев", без которых нельзя представить современную Америку, именно оно в недрах военно-промышленного комплекса создало Интернет. Все это не имело к "рыночным стимулам" никакого отношения.

Можно понять тоску среднего класса отсталой страны по более высокому уровню потребления, но сегодня перед Россией стоит совершенно другой вопрос. Банковская система разваливается, связи между предприятиями дезорганизованы. Для большинства населения проблема сейчас сводится просто к тому, чтобы выжить. Бессмысленно пугать "гиперинфляцией" людей, которые месяцами не видят денег. Бесполезно стращать "большевистским реваншем" мелкого предпринимателя, которого душит не мифическое "красное чудовище", а банковский кризис.

В условиях хозяйственного хаоса рыночные методы в принципе неприменимы. Делать на них ставку - все равно, что пытаться тушить пожар керосином. Что самое страшное, так это упорство идеологов, которые каждый раз доказывают, что пожар разрастается исключительно из-за того, что керосина вылито недостаточно.

За кажущейся нелогичностью выступлений политиков и идеологов стоят совершенно конкретные интересы. Те, кто приватизировали самые доходные куски госсобственности, прекрасно знают, как решить проблему. Только это им невыгодно. Даже американский эксперт Джеффри Сакс, поработав в России несколько лет, заговорил о необходимости национализировать "Газпром". После этого Джеффри Сакса сюда приглашать перестали.

Между тем на Западе настроение меняется. Представители работающих в России американских корпораций, опрошенные «Journal of Commerce» (3.09.98) утверждали, что уходить с рынка не собираются, но требовали радикального пересмотра экономической политики. Некоторые даже каялись. «Мы были так самоуверенны, давая советы! И знаете, что? Все это не работает,» говорит Дебора Палмиери, президент Русско-Американской торговой палаты. Для выхода из кризиса нужны решительные меры, идущие совершенно вразрез с поучениями западных экономистов. «Если надо установить контроль над ценами и зарплатой, пусть будет контроль. Если надо национализировать базовые отрасли, чтобы гарантировать поставки сырья и занятость, пусть национализируют». В эти же дни «Financial Times» опубликовала статью Роберта Макинтайра, фактически призывающую национализировать собственность ведущих олигархов. «Поскольку многие, если не все крупномасштабные приватизации Чубайса по существу незаконны, самоочевидно, что любое пост-Ельцинское правительство, которое будет считаться с общественным мнением или просто с экономическим здравым смыслом, ренационализирует эти предприятия» (FT, 15.09.98). «New York Times» одобрительно цитировала радикальных Давида Котца и других критиков неолиберальной политики в России, доказывающих, что настала пора вспомнить Франклина Д. Рузвельта и его «новый курс» как «модель с помощью которой можно поднять русскую экономику» (NYT, 15.09.98). «The Moscow Times» под заголовком «Запад сомневается, подходит ли свободный рынок для России» публикует обзор мнений американских экономистов, которые приходят к выводу, что «в какой-то форме протекционизм необходим для России». О «смешанной экономике» как единственной альтернативе неминуемому краху заговорили на совещании западноевропейских министров иностранных дел, обсуждавших наш кризис. Можно цитировать и дальше.

Еще несколько месяцев назад доминировали совершенно иные взгляды. Любой, кто заикался бы о контроле над капиталовложениями, не говоря уже о национализации, мог показаться "красным экстремистом", а его взгляды - "смешными" или "опасными". Откуда столь резкое изменение настроений? Российский кризис не просто показал, насколько ошибочны были господствовавшие подходы. Сменявшие друг друга "реформаторские" правительства завели страну в такой тупик, выход из которого без чрезвычайных, административных мер просто невозможен. Все это уже не имеет никакого отношения к теоретическим дискуссиям о плане и рынке. В обществе, где денежная система дезорганизована, а банки не могут нормально функционировать, рыночные методы просто не имеют смысла. А главное, кризис носит системный характер. Все нужно начинать как бы с нуля. Полумеры не имеют смысла.

Иностранные бизнесмены, работавшие с портфельными инвестициями, игравшие на ГКО и обслуживавшие капризы "новых русских" уже ушли с рынка. Остались те, кто вложил деньги в серьезные проекты, кто хотел не просто сорвать куш, а работать в России долго и основательно. Им уже не до идеологии. Сегодня они готовы поддержать любые меры, лишь бы это действительно помогло исправить положение. К тому же на Западе уже осознали, что события, происходящие в России являются частью общемирового кризиса. Если ситуацию у нас в стране не удастся резко и быстро переломить, это скажется на мировой экономике.

А между тем российские чиновники и политики настроены куда более благодушно. Неторопливость, с которой формируется правительство, говорит сама за себя. Разумеется патетических речей о кризисе произносится немало, но ведь эти речи мы слышим уже не первый год. В то время, когда требуется именно быстрота и решимость, к власти возвращается горбачевская команда, никогда не славившаяся ни тем, ни другим. О необходимости администроативных мер уже не стесняются говорить, стесняются только их применять. Предлагаемые полумеры типа введения института «спецэкспортеров» и принудительное перечисление валютной выручки государству, скорее всего ничего не дадут. Они лишь еще больше дезорганизуют рыночный механизм, не задействуя по-настоящему командных методов.

Создается впечатление, что в самой России ситуацию оценивают куда менее драматично, нежели на Западе. Даже приближение голода в северных регионах и в Калининградской области, похоже, мало пугает наше правительство. В соседней Литве власти нервничают куда больше. Они уже отправляют в Калининград гуманитарную помощь. А российская таможня облагает ее налогами.

Однако дело не только в русской беспечности и надежде на «авось».

Робкие попытки что-то сделать с коммерческими банками, неспособными расплатиться с собственными клиентами, кончились ничем. Банкиры, в свою очередь, готовы скорее потонуть вместе со всей страной (вместе не так страшно), нежели уступить собственность и власть государству. А государство неспособно что-то взять. И в этом, пожалуй, главная причина странной робости российского правительства. Предпринять что-то радикальное, не затронув интересов олигархов, просто невозможно. Да, полтора десятка самых богатых людей в стране уже фактически банкроты, но они все еще обладают колоссальным политическим влиянием. Они не могут эффективно использовать собственность, доставшуюся им в ходе разграбления государственного сектора. Они хозяйствовали еще хуже советских бюрократов, которые при всей своей косности, хотя бы помнили гиппократов принцип «не навреди». Взяв наиболее доходные предприятия, оставшиеся от советской системы, олигархи фактически развалили их, проели их капитал. И все же отдавать они ничего не намерены.

Олигархи непопулярны и в России, и за границей. Их никто не жалеет - ни «рыночники», ни «левые». Зато их боятся. Борис Березовский уже предупредил: если попытаетесь что-то национализировать, будет гражданская война. На самом деле настоящую войну он не организует, но неприятностей любому правительству, пытающемуся что-то сделать, устроит массу. Сергей Кириенко уже потерял свой пост, когда в его кабинете завели разговор о «бархатной национализации». В России ничего «бархатного» не бывает. Не наш материал.

Казалось бы за национализацию должны были бы ратовать коммунисты. Ведь это их лозунг. Но коммунисты боятся (или уважают) олигархов, пожалуй, даже больше, нежели представители других партий. Когда тот же Кириенко завел речь о том, что государство должно забрать собственность «Газпрома», являющегося у нас в стране самым злостным неплатильщиком налогов, именно коммунисты в Государственной Думе подняли бурю возмущения. Законодательство, позволяющее национализировать банки, «коммунистическое» большинство в Думе тоже принимать не торопится.

Национализация естественных монополий и прежде всего "Газпрома", а также нефтяных компаний и металлургии обеспечит немедленный приток средств непосредственно в бюджет. Если к этому добавить настоящую, а не понарошечную государственную монополию на производство водки, проблема наполнения бюджета окажется не столь уж сложной. Тогда, кстати, государство сможет позволить себе и низкие налоги. Что касается национализации прогорающих банков, то это уже просто пожарная мера, которая позволит лишь свести к минимуму ущерб, нанесенный экономике от их коммерческой деятельности.

Разумеется, трудно было представить себе Черномырдина, своими руками национализирующего "Газпром". Но и Примаков вряд ли на это решится. При нынешней власти национализация либо не состоится, либо будет такой же бездарной, как и приватизация. В конечном счете, этим господам совершенно безразлично, что произойдет с большинством населения страны и даже с принадлежащими им предприятиями, лишь бы их личный капитал остался неприкосновенен.

Можно написать хоть пятьдесят налоговых кодексов, можно даже понизить налоги, но в условиях экономического хаоса собрать их все равно не удастся. Можно сколько угодно пугать детей "невидимой рукой рынка", но частные инвестиции все равно не придут до тех пор, пока государство само не запустит механизм экономического роста. Можно, наконец, долго рассуждать про врожденные таланты нашего народа, но специалисты будут все равно толпами бежать за границу, если правительство не начнет вкладывать деньги в развитие науки и новые технологии. Да, ввести мобилизационные методы в экономике легче, чем избавиться от них. Но пока мы никак не можем вырваться из тупика "рыночных решений".

Либеральные идеологи правы в одном: законы экономики обойти нельзя. Именно поэтому, кстати, либеральные эксперименты в России так блистательно проваливаются, а Международный Валютный Фонд, учивший полмира как реорганизовать народное хозяйство, сам не может свести концы с концами. В том состоянии, в котором находится сегодня Россия, избежать инфляции невозможно, а эмиссия является единственным средством навести порядок в денежном обращении. Не "хорошим" или "плохим", а просто единственным. В этот тупик страну загнали именно либеральные реформаторы.

Пока нам морочат головы рассказами о способах финансовой стабилизации, приближается самая тяжелая зима за все послевоенное время. Люди могут просто не дожить до весны. Их смерть от голода и холода, будет, разумеется, вполне рыночной, а теоретики даже после этого будут рассказывать нам о вреде эмиссии и превосходстве рынка. И конечно нам объяснят, что единственной альтернативой голодной смерти была бы жизнь в тоталитарных лагерях. Все к лучшему в этом лучшем из миров!

Неужели не стыдно? Для тех на Западе, кто боится «возврата назад» в России, все это может показаться даже утешительным. Но в том-то и дело, что «возврат» в любом случае невозможен, это не более, чем пропагандистский миф. А боязнь решительных действий может быть чревата таким будущим, которое окажется пострашнее иного прошлого.

В начале 90-х "серьезная пресса" даже не желала печатать левых авторов, предупреждавших о том, что в советских условиях широкомасштабная приватизация приведет к резкому спаду производства, развалу науки, банкротству государства и формированию олигархического капитализма. Затем все это стало общим местом. Семь-восемь лет назад уже говорили об угрозе латиноамериканзации России, а интеллигенция не верила, предвкушая жизнь по западноевропейскому стандарту. Сегодня официальные идеологи обещают нам догнать Латинскую Америку. Не верьте. Как бы ни пришлось соревноваться с Руандой по количеству трупов.